Гостем проекта «Культурная столица» 8 апреля стал писатель Евгений Водолазкин. Беседуя с постоянной ведущей встреч проекта, директором Дома журналиста Людмилой Фомичевой, он поделился воспоминаниями о своем учителе Дмитрии Сергеевиче Лихачеве, рассказал о том, как писал тексты для «Тотального диктанта», и что он хотел донести до читателей в последнем вышедшем романе «Брисбен».
Петербург и Пушкинский дом
Евгений Водолазкин родился в Киеве, но после окончания Киевского государственного университета поступать в аспирантуру поехал в Ленинград.
— Город меня манил давно. Наша семья происходит из Санкт-Петербурга. Мой прадед в начале ХХ века был директором гимназии в Петербурге. Он пошел добровольцем в белую армию и после ее разгрома бежал в Киев. Но бабушка родилась и провела детство здесь, она много рассказывала мне о Петербурге. Она помнила, как прадед, будучи директором гимназии, снимал целый этаж (не уверен, что сейчас директор школы способен на такой подвиг). Она рассказывала мне про эстонскую девушку, которая у них жила как домработница, прогулки у Троицкого собора… Для нее Петербург-Петроград был такой землей обетованной. Часть наших родственников продолжала жить и живет в Ленинграде-Петербурге. Они к нам в Киев часто приезжали, мы ездили к ним. В каком-то смысле приезд сюда был возвращением нашей семьи.
В аспирантуре Евгений Водолазкин учился в Институте русской литературы Академии наук СССР – Пушкинском доме, при Отделе древнерусской литературы, который возглавлял академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Тогда и встретил Татьяну, с которой спустя некоторое время, и не без участия Дмитрия Сергеевича, они поженились.
— Лихачев был посаженным отцом на нашей свадьбе. Я часто рассказываю эту историю, потому что она красивая. Тогда существовала проблема прописки – это же было время феодализма. Без прописки никуда не попасть. И Дмитрий Сергеевич звонил могущественным людям в Смольный, чтобы дали прописку Тане, которая приехала из Караганды, она русская немка. Когда пришло мое время (Таня училась на курс старше), он сказал: «Так не хочется снова в Смольный звонить… «. Подумал и говорит: «Я слышал, что Таня с Женей… (долго подбирал слова) … дружат. Если бы они поженились, то мне бы не пришлось звонить по поводу прописки. Это надо бы узнать…». Ему говорят: «Дмитрий Сергеевич, ну как можно такие вещи спрашивать?». Он говорит: «Только в лоб».
Он спросил, выяснилось, что прописка не нужна. И был нашим посаженным отцом на свадьбе. А подарок он поехал нам покупать в Пассаж. Это был конец 1989 года. Ничего не было. Пустые полки. Он пришел в Пассаж и пошел в отдел фарфора. Ничего более пустого, чем отдел фарфора, во всем Пассаже не было. Через минуту туда набились люди, чтобы посмотреть на Лихачева. Прибежал директор Пассажа: «Что вы хотите купить?» «Я хотел купить в подарок моим аспирантам на свадьбу сервиз Ломоносовского фарфора». Директор замер… Но этот человек знал, где можно добыть фарфор, даже в 1989 году. Он пригласил Дмитрия Сергеевича в кабинет, попросил подождать, отправил машину на завод, и уже минут через 40 привезли сервиз. Он у нас стоит в шкафу, пить мы из него боимся. Еще он подарил самовар электрический. Он тоже стоит в нашем доме.
В 1990 году, после защиты кандидатской диссертации, Евгений Водолазкин начал работать в Пушкинском доме и работает в нем до сих пор.
— Дмитрий Сергеевич предложил работать в Пушкинском доме – от таких предложений не отказываются. Но была одна проблема: не было вакантных мест, в Пушкинский дом и сейчас довольно сложно попасть. Это же главный центр по изучению русской литературы в мире. Была, казалось, только одна возможность, кого-то отправить на пенсию и взять меня. Но ни я не мог в таком качестве прийти, ни Дмитрий Сергеевич никогда бы такого не позволил. А поскольку он был человеком необычным, особенным и всемогущим в каком-то смысле, он позвонил президенту Академии наук СССР и Пушкинский дом расширил на одно штатное место.
Имя Дмитрия Сергеевича Лихачева еще не раз и не два упоминается во время беседы. Рассказанные им истории, фразы, мгновения. Даже на вопрос: «Пишите ли вы стихи?» писатель с улыбкой вспоминает свое поэтическое поздравление с 91-летием учителю.
— У Дмитрия Сергеевича была идея, что возрождение России начнется не в столицах, не в Москве и Петербурге, а в маленьких городах и селах. А я был довольно дерзким, и позволил себе такое стихотворение (все, наверное, знают, что он жил в Комарово).
Спадает зной, вдали грустит баян,
Захлопывание ставен, скрип ступеней,
Деревня Комарово, из крестьян
Здесь ныне каждый третий академик.
Мужского рода кофе на столе,
Изыскан слог, и чувствуешь волненье,
Как рост образования на селе
Готовит всей России возрожденье.
Реализм и вымысел
В последнем романе «Брисбен» реалистично описаны будни общежития филфака ЛГУ, в котором в юности жил главный герой и встретил верную спутницу жизни Катерину. Спустя 30 лет он привозит ее туда, где все началось. Общежития уже нет, его давно перевели в Петергоф. На его месте построено элитное здание…
— Я сам жил в общежитии от Академии наук на пр. Мориса Тореза. Аспирантура длится три года, первые два ты живешь с соседом, а третий год один. Аспирантское общежитие – это облегченный вариант, не так жестко, как студенческое. Про общежитие филфака мне рассказывал Дмитрий Сергеевич Лихачев. Когда он в блокаду дежурил на крыше Пушкинского дома – сбрасывал немецкие зажигалки – увидел, как этот дом на Мытнинской набережной загорелся. Он горел долго, сверху вниз. Дмитрий Сергеевич был совершенно истощен, но решил перейти через Биржевой мост (тогда он назывался мост Строителей). Он понимал, что там лежат дистрофики, и хотел их вытащить. Но на середине моста он потерял сознание. Когда очнулся, пополз обратно в Пушкинский дом. Он говорил: «Я до сих пор вижу, как этот дом горит…». Потом этот дом разрушили, построили другой… И я туда поселил своих героев. Герой-музыкант покупает там квартиру. И тут началось… «Ты знаешь, что это дом Газпрома? Ты знаешь, сколько там стоит квадратный метр?». Я говорю: «Нет». «Да как ты можешь писать, не зная? Какую они там могли квартиру купить?» Но мне нужно было, чтоб они вернулись в тот же дом, я ж не виноват, что его купил Газпром.
Евгений Водолазкин с юмором рассказывает еще одну историю про «реализм и вымысел» в литературе. Когда готовился к выходу в свет роман «Авиатор», в издательство обратилась авиакомпания, желавшая «посотрудничать». Но, когда выяснилось, что в романе у самолета не выходит шасси, тут же исчезла. На вопрос же, что писатель хотел донести до читателей романом «Брисбен», Евгений Водолазкин поясняет:
— Если формулировать одной фразой, это было бы «Не приходи в отчаяние». Мне рассказывали о великом гитаристе-виртуозе из Сибири, который отморозил пальцы, и их все отрезали. И все-таки он нашел в себе силы. Он не мог играть, но стал преподавать, и нашел себя в этом. Ни при каких обстоятельствах нельзя приходить в отчаяние. Даже если положение кажется безвыходным, выход все равно находится. Это закон. Не бывает ситуаций без выхода. Когда трава не может расти, потому что положили асфальт, она все равно его пробивает, проходит через трещинки, делает трещины сама. Мне кажется, что не приходить в отчаяние – это то, что нужно иметь в виду любому человеку.
Евгений Водолазкин говорит, что «в просвете между романами» пишет рассказы и пьесы. Его рассказы вошли в состав различных сборников, в числе которых «Русские женщины», «Русские дети», «В Питере жить». В скором времени выйдет в свет еще один сборник, посвященный животным, для которого писатель написал рассказ о своем коте.
— У меня был очень значимый кот. Он когда слышал стук клавиатуры, бежал с воплями. Очень любил работать вместе со мной. Ложился на клавиатуру. Я ему ставил стул рядом, и он соглашался на сотрудничество таким образом, хотя не понимал, почему его оттирают от непосредственного творчества.
Я сказал «в просвете между двумя романами» и вспомнил старую советскую шутку: «Что такое культпросвет? Это просвет между двумя культами
Тотальный диктант
В 2015 году Евгений Водолазкин стал автором текстов Тотального диктанта. Он с искренним уважением говорит об организаторах этого проекта, до сих пор недоумевая, как же им удалось увлечь столько людей идеей написания ненавистных с детства диктантов.
— Я в детстве очень не любил писать диктанты. Их же никто писать не любит. Вот сочинения я писать любил, а диктант – это что-то из области трамвая, идет по рельсам, не сворачивая. Сейчас какое-то дикое количество людей – 300 или 400 тысяч – пишет Тотальный диктант. Невероятно, как можно было привлечь к этому 300 или 400 тысяч человек. Мне кажется, что свойственная нашему народу несгибаемость заставила полюбить диктант – самое трудное, что есть в области обучения русскому языку. У меня есть очень простое определение слова «гениальность» – это когда не понимаешь, как сделано.
Для Тотального диктанта всегда используются оригинальные, никогда ранее не публиковавшиеся и строго засекреченные тексты. Когда Евгений Водолазкин написал три требуемых текста, выяснилось, что, по мнению авторитетной комиссии, они слишком простые.
— Сказали: «Надо усложнять». Например, из простых предложений делать сложносочиненные или сложноподчиненные. Или, например, мой герой «осторожно берет книгу с полки». Мне говорят: «А можно «аккуратно»? С двумя «к»». В итоге мы создали идеальный текст для упражнений. Хотя немножко перекрутили с этой сложностью, я потом смотрел – тексты стали попроще. Один человек сдал мой диктант и сверху написал: «Евгений Германович, вы изверг». Потом еще года полтора-два ко мне подходили разные люди и говорили: «Извините, это вы такой текст написали для Тотального диктанта?» Я прежде, чем отвечать, всегда прикидывал, чем это может обернуться. Например, когда в Швейцарии ко мне с таким вопросом подошли две баскетболистки, я сказал «нет» и ушел.
В завершение встречи Евгений Водолазкин демонстрирует зрителям двухтомник, автором которого он не является, но которым явно очень гордится. Ведь это опубликованный труд его коллег из Пушкинского дома.
— Наука сейчас переживает непростые времена. Науке, в частности фундаментальной, приходится доказывать свою необходимость и вообще состоятельность. Это очень странное положение…
Меня часто спрашивают: «А что вы делаете в Пушкинском доме?», я отвечаю: «Ну там древнерусской литературой занимаюсь… «, а показать нечего. И у меня родилась идея принести с собой эти книги. Мой коллега Глеб Валентинович Маркелов, замечательный сотрудник Пушкинского дома, вместе с Алексеем Владимировичем Сиреновым из Института истории выпустили двухтомное издание «Летописец небесных знамений: лицевой рукописный сборник XVII века из собрания Библиотеки Российской академии наук». В рукописи собраны известия о природных катастрофах, эпидемиях, необычных существах, а также древнерусские повести и сказания. В первом томе факсимильное воспроизведение сборника, а во втором тексты, исследования и комментарии.
Текст: Союз журналистов Санкт-Петербурга
Фото: Марина Денисова