Среди бурных поздравлений мужчин (23 Февраля) и женщин (8 Марта) как-то затерялся скромный День кота, подразумевающий лиц обоего пола. Подозреваю, что на вопрос: «Что мы празднуем 1 марта?» — не всякий даст правильный ответ.
Как говорил один литературный персонаж, кот — древнее и неприкосновенное животное. Его происхождению посвящен средневековый апокриф о мыши в Ноевом ковчеге. Не знакомый с дарвинизмом автор видел это следующим образом. В ковчеге, собравшем, как известно, каждой твари по паре, царило полное согласие. И только мышь, в которую вселился дьявол, вела себя деструктивно: не сказав никому ни слова, она стала прогрызать в ковчеге дыру. И тогда лев чихнул (по-древнерусски — «прыснул»), из его ноздри выскочил кот и задушил мышь. Так, говорит древнее сказание, возникли коты.
Русское Средневековье отзывается о котах самым уважительным образом. Житие Никандра Псковского рассказывает о том, что святому однажды понадобился кот. Он обратился к одному из посетивших его «пользы ради душевныя»: «Чадо Иосифе, несть у меня кота. Но сотвори ми послушание — сыщи ми кота». Другая, литературно обработанная редакция жития избегает слов «кот» и «мышь». Повествование приобретает эпический размах: «Не обленися принести мне некоего животна, малых животных, пакость творящих, зверски терзающего и некосно изъядающаго».
Судя по ответу Иосифа, поручение по средневековым меркам было не из легких: «Да где такову аз вещь обрящу, тебе угодну?» Никандр дает ему точный адрес обладателя кота, и Иосиф поручение выполняет. Но не до конца. Вместо того чтобы отнести животное старцу, он отправляется домой, закрывает его в темном месте и не дает ему еды и питья. Иррациональное поведение Иосифа объясняется тем, что действовал он «по наносу дияволю». Когда Иосиф все-таки является к Никандру, святой укоряет его: «Иосифе, почто кота сего в темницы смиряеши три дни?» История заканчивается благополучно и для Иосифа, и для кота. Это — одно из немногих упоминаний котов в древнерусской литературе.
В наше время достать кота гораздо проще. Чаще всего это получается само собой — так было у меня. Своего кота я получил в детском саду, куда ходила моя дочь. Однажды вечером, когда я забирал ее из сада, ко мне подошла воспитательница. Она сказала, что у детсадовской кошки Муси появились котята, и попросила взять одного из них. Мусю знали не только дети (она проводила с ними всё свое свободное время), но и родители, поскольку кошка не пропускала ни одного родительского собрания.
По правде говоря, я не был уверен, что мне нужен кот, но не мог найти причину для отказа. Не такое это простое дело — отказать воспитательнице. Ведь просьба воспитательницы — это приказ. Ситуация, видимо, была предрешена: домой мы вернулись с котенком.
Я помнил, что лошадям даются имена по первым слогам имен их родителей, но в нашем случае был явный некомплект. Отец котика предпочел остаться неизвестным (так случается у котов). Вся родословная нашего нового жильца ограничивалась кошкой Мусей. И мы назвали его Мусиным.
Первый вечер прошел в счастливом созерцании крохи, но уже наутро начались суровые будни. Мусина пришлось срочно избавлять от блох и учить ходить в правильное место. Никаких приспособлений для точения когтей он не признавал. Найдя себе подходящее кресло, наш Мусин сосредоточился на нем. Через пару месяцев оно превратилось в лохмотья. Кроме того, он придумал себе развлечение: перебирая лапами по нижней части дивана, скользил на спине по ковровому покрытию. Временами переключался на обои, обувь и мягкие игрушки.
Самой большой потерей стали ноутбук и принтер. Он не был луддитом, наш Мусин, и не объявлял войну машинам. К этим предметам он попросту ревновал. Собственно, это было отношением не к технике, а к тому, что в работе за компьютером не принимал участия он.
И тогда мы стали работать с ним вместе. У компьютера ставился дополнительный стул. Мы переводили древнерусские хронографы или, скажем, набирали церковнославянские тексты житий — и Мусин сидел рядом. Он зорко следил за правильностью перевода и помогал составлять комментарии.
Мы с женой не были первыми, кто писал в соавторстве с котами. Так, знаменитый Юрий Валентинович Кнорозов, расшифровавший письменность майя, писал свои работы вместе с кошкой Асей. Свою статью о происхождении языка он подписал двумя именами — своим и Асиным. Когда редактор вычеркнул Асино имя, Кнорозов был вне себя.
Мусин на своей подписи не настаивал. Скромный герой труда, он легко отказывался от указания своего авторства, потому что знал, что дискриминация котов в издательской сфере по сей день не изжита.
Настоящим потрясением для Мусина стало мое обращение к прозе. Первое время это новое увлечение казалось ему изменой науке. Но впоследствии он поменял свое отношение. Современная литература стала ему казаться предметом, достойным внимания, и при первых звуках клавиатуры он по-прежнему прибегал, требуя поставить рядом стул. Окончательно с литературными занятиями его примирил роман «Лавр». Когда в современный текст мы с ним включали древнерусские цитаты, он с удовольствием вспоминал счастливые деньки занятий медиевистикой.
Это было трудное счастье, но — счастье. Мусин до некоторой степени очеловечился, а мы — в какой-то мере стали котами. Мы понимали друг друга с полувзгляда, с полумяуканья. Мусин обычно пренебрегал словами — ориентировался, скорее, на интонацию. Он отлично понимал: как сказано нередко важнее того, что сказано, потому что форма в литературе — это, по сути, содержание.
Мусин прожил у нас шестнадцать лет. Потом начались уколы, капельницы и приезды скорой ветеринарной помощи. Я не хочу об этом рассказывать. Его уход стал для нас огромной потерей. И нам трудно было смириться с тем, что это навсегда.
В одном из богословских трудов я прочитал, что надежда небеспочвенна. Да, животные, вероятно, не воскресают сами по себе. Но в назначенный день они восстанут из мертвых через нас. В облаке нашей к ним любви — согретые ею, как оренбургским платком (в таком умирал наш Мусин), вносимые нами в райский сад. И мы снова будем вместе.
Источник: Известия
