Не верьте тому, кто говорит, что у него нет дня рождения. Он есть у каждого — у принца и нищего, толстого и тонкого, отцов и детей. Это — то, чего у нас не отнять. Человека снимают с должности за утратой доверия, лишают орденов и званий, а дня рождения — не лишают. В стремительно меняющемся мире день рождения остается оплотом постоянства. Может быть, поэтому мы так любим этот праздник?
Иногда человек выживает в автокатастрофе, и тогда принято говорить о его втором рождении. Теоретически количество таких дней может быть неограниченным — если, скажем, подобные вещи с кем-то происходят регулярно. Все эти дни такой человек вправе отмечать как свои дни рождения.
Известны случаи, когда количество дней рождения увеличивалось без всякого риска для жизни. Так было с гениальным Юрием Валентиновичем Кнорозовым, расшифровавшим письменность майя. В паспорте Юрия Валентиновича значилось, что родился он 19 ноября, но что-то заставляло его считать, что произошло это 31 августа. Большой истории из этого Кнорозов не делал — просто праздновал день рождения дважды в году, и при расшифровке древних текстов это ему не помешало. Может быть, даже помогло: тот, кто не капризничает, всегда добивается большего. Важно лишь не делать из даты культа.
Движимый примерно этими соображениями, однажды я отмечал свой день рождения в Мюнхене. В середине, если не ошибаюсь, июня я почувствовал настоятельную необходимость отпраздновать этот день со своими друзьями. Мы провели славный вечер, в конце которого одна гостья посетовала на свою память, потому что отчего-то ей казалось, что я родился в феврале. Я как мог ее успокоил, заверив, что с ее памятью всё в порядке и что я действительно родился в феврале.
Я не ожидал, что на моих немецких друзей это произведет такое впечатление. В наступившей тишине кто-то спросил:
— Значит, сегодня ты празднуешь не день рождения?
— Отчего же, — возразил я, — именно этот день я и праздную.
— То есть у русских это подвижный праздник?
Мои друзья всё еще не теряли надежды подвести происходящее под общее правило.
— Неподвижный — если его, конечно, не двигать.
— Так что же ты сегодня празднуешь?
Мы вращались в заколдованном круге.
— День рождения, который у меня, да, в феврале. Какое это имеет значение — когда праздновать? Главное, чтобы он был… Надеюсь, вы не сомневаетесь, что он у меня есть?
Снова возникла пауза. Один из моих научных коллег сообщил присутствующим, что я — автор цикла исследований по хронологии, и это почему-то всех успокоило. Получалось, что у сегодняшнего события имелась какая-то научная основа. Какое-то, возможно, хронологическое открытие, которое позволяло мне сдвигать отмечание на четыре месяца. Кто-то даже добавил, что разница календарей — большое неудобство. Да, разница календарей — это действительно неудобство, хотя к данной ситуации это отношения не имело.
Случалось, однако, что я праздновал свои дни рождения и в полном соответствии с паспортными данными. Помню свое двадцатилетие. Пафос возрастал с количеством выпитого. Пили стоя. Бывает так, что кто-то предложит выпить стоя (например, за дам), а потом вроде как уже и не сядешь, потому что все тосты кажутся по-своему важными. Не встанешь — обязательно кого-нибудь обидишь. И тамада уже давно дремлет, и смысл тоста не всегда ясен, а кто-то непременно предлагает: за это нужно пить стоя. Своего рода вечный двигатель, не требующий дополнительного завода.
В какой-то момент прозвучал тост за то, чтобы и через полвека наши подруги любили нас так же, как любят сейчас. Нормальный студенческий тост в духе gaudeamus igitur, хотя сказанное, если вдуматься, оставляло вопросы. Например: должны ли это быть подруги, сидящие за столом (к тому времени семидесятилетние), или какие-то другие, более молодые подруги? Из тупика всех вывел внезапно проснувшийся тамада. Обведя гостей ошеломленным взглядом, он заявил, что за это надо пить лежа.
Впрочем, мое увлечение празднованием дня рождения имело свои границы: лет после сорока я перестал его отмечать. Объяснял это тем, что никакой моей личной заслуги в этом празднике нет. Разумеется, это звучало неубедительно, потому что указанная причина существовала и раньше. Я толком и сам не знаю, в чем здесь дело. Видимо, выдохся.
И всё же есть несколько человек, звонков которых ждешь как главного подарка. Они пробиваются сквозь время и пространство — из разных городов, как с разных планет. Звонят с планеты Марс — и рассказывают то, что ты сам о себе уже не помнишь. Или, наоборот, то, что помнишь прекрасно, но на всем свете это известно только вам двоим. Так эмигранты советских лет вспоминали те подробности прежней жизни, которые когда-то казались неважными. Собираясь, восстанавливали, бывало, в памяти автобусные маршруты. Такое вот вечернее лото. Называли остановку за остановкой, не пропускали ни одной.
Что-то подобное происходит с нами в дни рождения, когда нам уже за пятьдесят. В сущности, в покинутую страну, как бы далеко она ни была, есть шанс вернуться. В отличие от детства, которое, сами понимаете… Воспоминания о детской жизни пронзительны, и подробности ее беззащитны, поскольку зависят всецело от нас. С нашим уходом их негромкий экзистенс прекращается.
Источник: Известия