Я поступил в 86-м году, и потом стала постепенно разваливаться страна. К концу 89-го года изменилось многое по разным линиям. Во-первых, мне дали понять, что в Киеве идут сокращения, и мое возвращение не так уж необходимо, как это могло бы показаться. А с другой стороны — это было параллельным движением — Лихачев предложил мне остаться. Но главным было то, что я здесь женился. Я встретил свою будущую жену, Татьяну Руди. Она приехала так же, как и я, в аспирантуру Пушкинского Дома, но из Казахстана. Она немка, из депортированных немцев Поволжья. Мы были дружны с ней все годы аспирантуры и собирались жениться.
Дмитрий Сергеевич её тоже пригласил остаться в Пушкинском Доме и работать в своем Отделе. Она замечательная исследовательница, специалист по житиям, по агиографии. У нас была одна забавная история. Лихачев не был таким надмирным существом, которое думает только о науке, он все замечал. И видел, что у нас с Таней идет дело к свадьбе. Причем, мы предполагали, что поедем вдвоем в Киев. Потому что мне в голову не приходило, что меня могут оставить.
Кроме того, у меня были обязательства в Киеве, и я считал, в любом случае, как бы ни складывалась дальнейшая жизнь, я должен для начала вернуться. К тому же, несмотря на все перемены, была сложность с пропиской и у Тани, и у меня. Лихачев только что прописал Таню, причем, для этого ему пришлось звонить председателю горисполкома. Система прописки была феодальная, и преодолеть её можно было только на таком уровне. А потом, когда Лихачев поговорил со мной, предложил мне работу в Пушкинском Доме, и я это с благодарностью принял, он позвал несколько коллег и говорит: «Я знаю, что Женя и Таня дружат (он назвал это так, хотя это уже были более близкие отношения). И если они женятся, то тогда мне не надо для Жени просить прописку. Мне не хочется лишний раз начальству звонить. Как бы узнать, женятся они или нет?» Ему отвечают: «Дмитрий Сергеевич, ну как такие вещи можно спрашивать!» Он говорит: «Только в лоб». И они спросили. А потом Лихачев был посаженным отцом на нашей свадьбе в общежитии.
Я это рассказал к тому, что роль Дмитрия Сергеевича в моей жизни, в жизни моей и моей жены — огромна. Не только как учителя и человека, который определил мой научный стиль, и до некоторой степени человеческий, но и который сделал очень много практических вещей для меня и моей семьи. Это было не раз и не два, и вещи были очень существенные. Поэтому ничего, кроме благодарности, я к нему не испытываю. Благодарности и любви.
